РАВАНДИ-ФАДАИ: ВО МНЕ СЛИЯНИЕ ДВУХ КРОВЕЙ —ПАПА ПЕРС, А МАМА РУССКАЯ
Лана Раванди-Фадаи — иранист, специалист по новой и новейшей истории Ирана. Наше интервью проходит в центре не только Москвы, но и иранистики, на четвертом этаже дома А.Н. Прибылова на улице Рождественке, в бывшей гостинице «Штат-Берлин», ныне Институте востоковедения РАН. Солнце заполняет весь кабинет сквозь окна, выходящие на храм Святителя Николая в Звонарях. Лана наполняет кабинет еще большим светом, когда говорит про Иран, любимые научные темы, маленькие открытия и работу в архивах. Но сначала...
Почему вы решили связать свою жизнь с Ираном?
Хотя я и родилась в Баку, во мне течет персидская кровь. Мой отец — иранец, родился в Кермане. Он очень хотел, чтобы я выучила персидский язык и даже через Красный Крест определил в школу для иностранных детей, которая находилась в Иваново. Там среди прочих классов был иранский. Правда, долго я там не проучилась, так как не могла находиться далеко от мамы. В итоге школу закончила уже в Баку.
В детстве Иран не особо интересовал. Сейчас я уже понимаю, что если бы бабушка и папа были живы, как много можно было бы у них узнать.
После школы, размышляя над тем, куда пойти, я стала думать об отце и о том, что было бы неплохо все-таки выучить персидский. Иранские друзья папы хотели, чтобы я стала врачом. Но я не переносила вид крови. Поэтому решила поступить на факультет востоковедения в Бакинский государственный университет, что было безумно сложно.
К сожалению, отец умер до того, как я поступила туда.
Помню, как со своими иранскими друзьями они собирались вместе, читали персидские стихи, говорили о родине. Было видно, как люди ностальгируют: «А в Иране сейчас цветут такие-то деревья», «а в Иране сейчас запах весны»... Некоторые друзья в шутку называли отца «иранский народ», уж так сильно он любил говорить о нем. Всегда помогал иранцам. Вот только мой отец принадлежал к поколению с левыми взглядами. Такие люди, несмотря на свою большую любовь к родине, не могли вернуться в Иран ни до, ни после Исламской революции. Мне кажется, они жалели о том, что выбрали именно этот путь. В конце этого лета у меня выйдет книга «Жертвы времени», как раз о таких людях.
Лана Раванди-Фадаи с Ниной Михайловной Мамедовой / источник фото: личный архив Ланы Раванди-Фадаи
Расскажите подробнее об этой книге.
Над «Жертвами времени» мы работали совместно с известным иранским историком Тураджем Атабаки около шести лет. Искали информацию в архивах России, Ирана, Азербайджана, стран Средней Азии, Нидерландов и Великобритании. Сначала я долго не хотела заниматься этим проектом. Думала, да кому могут быть интересны эти коммунисты?! А потом я стала думать об отце и его друзьях. Да даже в нашем секторе Института Востоковедения работало несколько иранцев, которые принадлежали к коммунистическим убеждениям. Меня стали интересовать разные вопросы. Например, почему люди, которые безумно любили свою родину, были вынуждены ее покинуть? Почему они боялись вернуться в Иран? Почему несмотря ни на что, они тосковали о нем? Ведь было три поколения коммунистов среди иранцев. Почему каждому поколению пришлось стать жертвой своей идеологии? Об этом и рассказывает книга. Тема изгнания, чужбины, пересечение разных культур — очень интересна для меня.
А как вы оказались в Институте востоковедения РАН в Москве?
На последнем курсе учебы в Бакинском университете я перевелась в МГИМО на факультет международных отношений. Закончила учебу. Пошла работать в МИД РФ. Но скоро стало понятно, что я не могу работать с Ираном, так как у меня там есть родственники, а дипломат под давлением своей семьи может защищать интересы другой страны во вред России. Вместо Ирана мне предложили работать в Афганистане. В то время шла война, и мне не хотелось туда ехать.
Здание школы в Тегеране, построенной русским архитектором Николаем Марковым / источник фото: kojaro.com
В этот момент я встретила Нину Михайловну Мамедову, которая заведовала и заведует сектором Ирана в Институте востоковедения. Она была моим преподавателем в МГИМО и предложила поступить в аспирантуру. Хотя я меньше всего хотела снова учиться, но ей удалось меня уговорить. Мы выбрали тему «Политические партии и группировки в Иране», которую на тот момент никто еще толком не исследовал. Моим научным руководителем стала Людмила Михайловна Кулагина. Весь материал, документы и уставы партий я находила в Иране: в библиотеках, архивах, посещала Дом партий, или «Хане-е ахзаб», при Министерстве внутренних дел Ирана.
Мамедова и Кулагина —женщины, которые много значат в моей жизни. Они звезды нашей иранистики. Вот у кого надо брать интервью.
Получается, несмотря на то, что вы занимаетесь новой и новейшей историей, вам все равно приходится иметь дело с архивами?
Архивы — дело благодарное. Сначала может показаться, что современной истории архивы не нужны, но на самом деле в них можно найти столько интересного и сделать так много открытий.
Николаевский собор в Тегеране / источник фото: tehranpicture.ir
И какие же это открытия?
Например, много моих открытий связано с русским архитектором Николаем Львовичем Марковым. Он учился на архитектурном отделении в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге. Был учеником известного архитектора Леонтия Николаевича Бенуа. С началом Первой мировой войны он попадает в Кавказскую Армию, в Тифлис; затем с отрядом генерала Баратова на Персидский фронт; становится инструктором в Персидской казачьей бригаде, где знакомится, а потом тесно дружит с Реза-ханом. Он остается в Иране и становится там архитектором. Строит ряд христианских церквей, главной из которых стала церковь святого Николая в Тегеране, где он долгие годы был старостой.
По словам его сына, этот храм являлся копией Успенского собора в Кремле. Но ничего схожего у собора с церковью Маркова нет. Я стала искать информацию о всех церквях на территории Кремля в московском архиве архитектуры. Оказалось, там действительно существовал похожий на тегеранскую церковь храм Благовещения на Житном дворе, разрушенный в 1938 году.
Интересен и тот факт, что хотя Марков был православным и не пропускал ни одной воскресной службы, он увлекался исламской архитектурой и строил также мечети, в которых соединились персидские, русские и даже византийские мотивы.
Источник фото: личный архив Ланы Раванди-Фадаи, авто фото: Ярослав Орлов
В жизни архитектора я вижу параллель с отцом. Перс, который вынужден был остаться в СССР и не смог вернуться на родину и русский, который был вынужден выбрать своей родиной Иран. Марков и его соратники были верующими людьми. На их глазах советской миссией была разрушена русская православная церковь в Тегеране. Они не могли вернуться в свою страну после революции.
Я написала уже большую статью на английском языке про Маркова, а теперь хочу издать о нем книгу.
Вы же еще изучаете национальные меньшинства в Иране. Как вы находите информацию по этой теме?
Сейчас этим вопросом в основном занимаются западные ученые или сами иранцы. Изучаю их работы, опять же нахожу информацию в архивах. А вообще, для нас, ученых, исследовательской лабораторией является сама страна. Здесь мы и проводим свои исследования. Можно проехать по Ирану и расспросить местных жителей про их обычаи и традиции, посетить общественные и религиозные мероприятия.
Когда я писала про еврейскую общину, я посещала иранские синагоги. Участвовала в их религиозных церемониях. Общалась с местными жителями. Так как молодежь уезжает из страны, в основном мне приходилось разговаривать с представителями старшего поколения, которые любят Иран и считают его своей родиной, объясняя это тем, что евреи жили здесь еще до ислама. Было интересно окунуться в их мир и сравнить свои наблюдения с исследованиями других ученых.
На конференции в Катаре / источник фото: личный архив Ланы Раванди-Фадаи
Продолжение следует...
Ссылка http://iransegodnya.ru/post/view/1738