СТАТУС МУСУЛЬМАНКИ В КАЛЕЙДОСКОПЕ ВЗГЛЯДОВ И ПРОБЛЕМ

18–19 октября в Уфе прошла конференция «Статус женщины-мусульманки в поликонфессиональном обществе: история и современность», организованная совместными усилиями научно-исследовательского и информационного центра при Башкирской академии государственной службы и управления при главе Республики Башкортостан и Фонда Розы Люксембург (ФРГ).

Когда анонсируется конференция с подобным названием, сразу представляются конференц-залы, заполненные женщинами в длинных юбках и разноцветных платках, оживленно обсуждающими типичные проблемы уммы, будь то всплеск разводов или сложности с трудоустройством в хиджабе.

Но нет – изюминка мероприятия была в том, что оно собрало по большей части абсолютно светских людей, подчас предельно далеких не только от Ислама, но даже от исламоведения. При этом на конференцию были приглашены и мусульмане; причем, что важно, мусульманские гости отличались по степени личностной вовлеченности в соблюдение норм Шариата: если на ком-то был строгий хиджаб, очень бросавшийся в глаза на фоне не исламизированной аудитории, то кто-то был одет абсолютно светски, однако при этом четко идентифицировал себя с мусульманской религией и традицией. Среди гостей были академические ученые, политологи, журналисты, блогеры – словом, очень пестрый в профессиональном и конфессиональном плане контингент. Столь же разношерстной была и тематика докладов.

Конечно, этот опыт был сколь непростым, столь и познавательным. При соприкосновении двух типов аудитории мгновенно всплыло и вскрылось множество стереотипов, наличие которых светские участники честно признали, отметив, что им очень интересно пообщаться с мусульманами, открыв для себя исламскую традицию через призму их рефлексии и самовосприятия.

Тон мероприятию изначально задал Борис Кагарлицкий, известный левый интеллектуал, социолог и политолог, выступивший с докладом об исламском факторе в сегодняшней Европе. Впрочем, сложилось такое впечатление, что он приехал на конференцию не столько произносить речи, сколько слушать, причем, надо отдать ему должное, слушал он внимательно и с большим интересом.

Несмотря на общую доброжелательную тональность конференции, на ней неизбежно всплыли острейшие темы, вызвавшие оживленные дебаты и всплеск интереса.

Во-первых, это тема женского обрезания в Дагестане и в целом ситуация в этой мусульманской республике, где очень болезненной является проблема незащищенности прав женщин в исламском браке и подмены норм Шариата адатами и предрассудками.

Во-вторых, это – естественно! – постоянно муссирующаяся, но вовсе не надуманная тема оттока молодых мусульманок в запрещенную в РФ группировку ИГИЛ, сопряженная с обсуждением методов их завлечения в ряды такфиристских банд и внутренних мотивов, подталкивающих девушек к такому шагу.

В-третьих, это вопрос хиджаба. К сожалению, не у всех мусульман (даже этнических) есть адекватное понимание причин, по которым соблюдающие мусульманки придают хиджабу особую важность. Кто-то видит в этом способ выделиться и подчеркнуть свою идентичность, не понимая, что это всего лишь исполнение обязательного предписания религии, свобода практического исповедания которой гарантирована Конституцией РФ.

В-четвертых, это тема бракоразводного процесса по Шариату как такового, и здесь свою лепту уже внесла автор этой статьи, к чести которой ее доклад (а точнее, его тематика) вызвал весьма бурный интерес.

Но обо всем по порядку.

Чувствительная зона

Президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие», кандидат политических наук Саида Сиражудинова представила доклад на нашумевшую тему женского обрезания. Согласно ее практическому исследованию это печальное явление не надуманно, а имеет место быть в целом ряде районов Дагестана. Исследовательница связала его как с архаичными традициями некоторых народов и районов, так и с активной салафизацией республики; как минимум половина этого контингента с пеной у рта защищают эту калечащую женщин процедуру, ссылаясь на Ибн Теймийю и Усеймина. Причем беда не только в причинении тяжкого вреда здоровью и в потере важных для женского организма функций, но еще и в том, что это обрезание проводится подпольно, бабками-знахарками, использующими нестерильные инструменты и не имеющими медицинского образования. Другая проблема заключается в том, что многие женщины сами оправдывают этот обряд, совершенно искренне и ошибочно ассоциируя его с Исламом.

Возник, разумеется, спор, на самом деле во многом аналогичный дискуссии об абортах или о легализации проституции. Известно, что апологеты абортов мотивируют свою позицию тем, что женщины все равно будут избавляться от нежелательной беременности тайно, в нестерильных условиях, у криворуких эскулапов без должного образования, в результате чего возрастет женская смертность от перитонита и прочих осложнений неумелого аборта. А адепты легализации проституции упирают на то, что в легализованных публичных домах все «специалистки» по интимным услугам будут проходить медосмотр, что снизит риск распространения ВИЧ и венерических заболеваний. Точно так же даже среди противников женского обрезания порой звучит аргумент, что если проводить его в больничных условиях и только совершеннолетним по их же желанию, то по меньшей мере девочки не будут умирать от занесенной инфекции, болевого шока или кровопотери. Мол, конечно, обряд варварский и не исламский, но уж коли многие женщины сами с энтузиазмом увечат себя, надо придать этому хоть сколько-нибудь цивилизованную форму, чтобы уменьшить объем наносимого здоровью вреда.

Это, мягко говоря, спорное утверждение. В мире есть множество порочных и нежелательных явлений, вред от которых можно уменьшить количественно, а не качественно, если вытянуть их на поверхность, легализовать и поставить под контроль. Между тем задача в том, чтобы это выкорчевать, уничтожить как явление. Мы не можем быть толерантными к распространению бешенства, к уличным кражам, к убийствам невинных людей, к «бракам» содомитов. Есть вопросы, в которых не может быть компромиссов, за исключением редких ситуаций, когда неприемлемое явление становится вынужденно допустимым в силу критичности ситуации. К примеру, когда беременность угрожает жизни матери или когда наружные половые органы необходимо удалить из-за онкологического процесса.

Меж тем ценность выступления Саиды Сиражудиновой была не только в обсуждении болезненной и неприятной, но узкой проблемы женского обрезания. Саида касалась проблем дагестанского общества в целом. Из общения с ней сложилось впечатление, что нарастающая исламизация носит там сколь внешне подчеркнутый, столь и неглубокий характер.

К примеру, в Дагестане получил очень широкое распространение исламский институт многоженства. В принципе, когда речь идет об обществах с сильным гендерным дисбалансом и заметным преобладанием женщин, ничего удивительного в этом нет. Каждая здоровая женщина испытывает физиологическую, эмоциональную, социальную потребность в муже – мужчине-защитнике и покровителе. Если не удовлетворить эту потребность, мы на выходе получим или всплеск разводов (женщины конкурируют за мужей, более молодые уводят мужчин у стареющих и теряющих форму), или лесбиянство части женщин, либо их вынужденное монашество, которое медленно убивает женский организм, запрограммированный на половые отношения и деторождение, приводя и к онкологии, и к дурным неврозам, неизбежно отравляющим социальное пространство.

Но то, какие формы многоженство принимает в республике на практике, вызывает ступор: тут не знаешь, смеяться или плакать. Во всяком случае, анекдот о том, что четыре жены могут отлично содержать одного мужа, здесь стал реальностью для многих семей. Много альфонсов: мужчины брезгливо отказываются от непрестижной, по их мнению, работы и предпочитают жить за счет женщин. Чем их больше и чем они более работящие и нестроптивые, тем более комфортную можно себе позволить жизнь. Удивительно, но таким мужчинам не стыдно. Работать – не барское оно, видимо, дело. Кое-кто умудряется и наладить финансовое положение за счет материнского капитала. При этом талаки матерям собственных детей даются с легкостью и число разводов зашкаливает.

Учитывая, что по Шариату мужчина обязан обеспечивать всех своих [постоянных] жен, такое положение вещей выглядит как издевка над исламским законом во всех его мазхабных вариациях.

Возможно, многие в республике считают, что не стоит выносить подобный сор из избы, и на озвучивающих такие темы публично смотрят косо и с осуждением. Но это неконструктивный путь. Общество никогда не обретет адекватную исламскую ментальность, пока будет ханжески стыдливо маскировать свои недуги, делая вид, что ничего такого нет. Путь к решению проблемы начинается с ее обсуждения. В защиту Дагестана можно сказать, что в современном исламском мире, увы, едва ли найдется хоть одно общество, страна или регион, где бы не было диссонанса между Шариатом и местными намертво укоренившимися неписаными нормами, за которые люди тупо и упрямо держатся даже тогда, когда это создает им очевиднейшие затруднения и проблемы, когда это омрачает и уродует их жизнь (как то же женское обрезание). Просто в каждом обществе свой набор проблем.

Любопытной Варваре в Ракке нос оторвали

Не менее бурно обсуждалась на конференции и проблема оттока молоденьких девушек в Сирию и Ирак, где они очертя голову бросаются следом за возлюбленными в омут дрязг и кровавых разборок такфиристских группировок, которые не только безжалостно жгут и режут политических противников и целые конфессиональные группы, но и между собой разбираются весьма жестко и без сантиментов.

Особенно актуально это смотрелось на фоне процесса над Варварой Карауловой, которая, собственно, по паспорту теперь Александра Иванова и которая милыми ужимками и жизнерадостными платьицами в стиле «я девочка, я не про политику, я мур-мур-мур» словно пытается сама для себя затушевать весь ужас своей ситуации и собственных перспектив.

В принципе, нет особого смысла пересказывать все то, что говорилось на данный счет на конференции, ибо все это примерно в тех же словах, образах и выражениях изо дня в день перетирается в СМИ в многочисленных ток-шоу, документальных фильмах, репортажах и экспертных комментариях, а потому было сугубо вторичным по отношению к медиаконтенту.  

Остановлюсь лишь на одном моменте, который, опять же, был для меня не новым, однако тем не менее остро не понравился. В процессе обсуждения мотивов девушек, примыкающих к такфиристам, одна из участниц обронила такую фразу: «Ну, был же в свое время Че Гевара, и в его окружении были какие-то женщины-революционерки, и для американского правительства они тоже были террористами. Опять же, и в России были народники, эсеры…»

И вот тут я не выдержала. Я заявила свой протест, потому что террористы, завлекая к себе романтичных юношей и девушек, играют именно на таких ассоциациях. Они мечтают репрезентировать себя как борцов за социальную справедливость, как национально-освободительное движение, которое якобы бросает вызов мировой системе (которая при этом странным образом их активно вооружает и прикрывает, вплоть до вывода по гуманитарным коридорам из полыхающего Алеппо). Как ни относиться к левым и социалистическим идеям, Че Гевара не был садистом и головорезом, а мнение американского правительства по его поводу для нас в России не является доводом от слова «никак». Ни кубинские революционеры, ни народники, ни эсеры не сжигали заживо, не обезглавливали, не топили обычных людей, простых тружеников. Че Гевара вообще был врачом, который проявлял милосердие к прокаженным, ездил в лепрозории, не чураясь тех, кто в силу тяжелой, обезображивающей заразной болезни стал изгоем в обществе. Как можно хоть в каких-то формах проводить параллели между ним и аль-Багдади, чьи «хлопчики» со сладострастным остервенением режут даже собственных салафитских единоверцев, поддержавших иную группировку, не проявляя ни капли сострадания к обездоленным и несчастным?

Ассоциация с революционными и национально-освободительными движениями прошлого, особенно с теми, которые превозносились и героизировались на протяжении десятилетий в советскую эпоху, – один из пропагандистских козырей такфиристов. И те, кто апеллирует к таким ассоциациям, сознательно или непредумышленно льют воду на мельницу головорезов, ныне бесчинствующих на просторах Сирии и Ирака.

«Эта музыка будет вечной»

Мой доклад на матримониальную тематику вызвал очень неподдельный интерес. Возможно, этого никто не ожидал, ибо поначалу на меня и еще на одну молоденькую скромную участницу из Грозного, облаченную в очень строгий и необыкновенно шедший ей хиджаб, посматривали несколько настороженно. Видимо, играли роль все те же стереотипы, заставляющие априори воспринимать мусульманку в темном строгом хиджабе как человека зажатого, малоинтересного, ограниченного, закомплексованного, не способного ярко, экспрессивно выступать, увлекать аудиторию, отстаивать свою точку зрения и вообще связно озвучивать что-либо интересное.

После моего доклада этот градус настороженности заметно улетучился. Светским ученым было интересно послушать мусульман, проверить, верны их стереотипы или ошибочны. У аудитории возникло множество уточняющих вопросов. По-моему, мое выступление оказалось для нее полезным и пополнило багаж знаний собравшихся.

Видимо, сыграл позитивную роль подход к изложению информации. Это был обзор бракоразводных законов, принятых в пяти исламских мазхабах – четырех суннитских и джафаритском. Обзор касался правил заключения никаха, роли вали (опекуна), махра, полигамии, отношения к институту временного брака, прав мужа и жены в браке, а также процесса развода и его нюансов; причем это каким-то чудом скороговоркой уместилось в регламент продолжительностью в 12 минут, за которые мне удалось озвучить почти все желаемое.

Я не пыталась навязывать какие-то оценки описываемых явлений, не выделяла никакой мазхаб, я просто донесла до людей информацию. И люди остались удовлетворены.

Видимо, это и есть тот подход, который помогает религиозной и светской, мусульманской и неисламской аудитории находить общий язык и преодолевать предубежденность…

Текст: Анастасия (Фатима) Ежова