Нестандартный выход из стандартной ситуации

Юмористическая зарисовка из жизни обычного человека, показывающая, что в реалиях шахского режима одну и ту же ситуацию можно интерпретировать по-разному. И доказать свою правду не удастся. Плачете ли, смеетесь ли — не важно. Как же найти выход из этого? Ответ вы узнаете, познакомившись с одним из сатирических рассказов писателя Хосроу Шахани, представленном ниже.

ПЛАСТИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Когда скончался, благослови его Аллах, губернатор, нас охватила невообразимая скорбь. За все те годы, что покойный был нашим губернатором, никто не сказал о нем худого слова. Ведь он по-отечески заботился о своих подданных и по мере возможности помогал беднякам. Чтя заслуги усопшего, гроб несли на руках до самого кладбища. Траурной процессии с черными флагами и множеством венков не видно было конца. А на следующий день в соборной мечети состоялось поминовение, на котором вместе со всеми жителями города присутствовал и ваш покорный слуга. На молебен были приглашены фото- и кинокорреспонденты, дабы увековечить всю эту церемонию, которая ярко демонстрировала, что народ разбирается в своих правителях и всегда отличит честного от подлеца. Во время службы я сидел напротив кафедры. Два чтеца нараспев читали Коран. Присутствующие бубнили молитвы, шушукались, воздавая должное высоким нравственным качествам покойного. С их лиц не сходило выражение скорби — утрата опечалила всех. И надо же было случиться: в самый разгар службы мне вдруг вспомнился анекдот, рассказанный накануне приятелем. Ужасно смешной анекдот.

Сплетя пальцы и судорожно сжимая их, я старался воскресить в памяти образ покойного, чтобы придать лицу скорбное выражение. Но чем больше я подавлял смех, тем сильнее меня распирало. Тогда я стал думать обо всех известных мне страшных вещах: об инквизиции, мучениях ада, о побоище в пустыне возле Кербелы... Но и это не помогло. Казалось, кто-то нарочно решил смешить меня, нашептывая на ухо то забавнейшие истории о мулле Насреддине, то анекдоты об Обейде (О. Закани — известный иранский поэт-сатирик). Я буквально умирал от смеха. Правда, я смеялся беззвучно, но как было скрыть скривившую мой рот улыбку? Боже, что будет, если под сводами мечети раздастся мой гомерический хохот? Как на это посмотрит оратор? А уважаемые, достопочтенные отцы города? Что сделают со мной родственники усопшего? Обругают? Выгонят вон? Я отчетливо представил себе, как, спасаясь от них, бегаю вокруг мечети. А они гурьбой преследуют меня... Короче говоря, один Аллах ведает, какие муки я претерпел в тот день из-за этого проклятого смеха. Но стоило мне после молебна выйти на улицу, как веселье мое испарилось... Прошло дней десять — двенадцать. Как-то раз в служебное время в комнату к нам вошел неизвестный господин и что-то спросил у моих сослуживцев. Они кивнули в мою сторону. Незнакомец приблизился ко мне и шепнул на ухо: — Следуйте за мной, я из седьмого отделения.

— С кем имею честь? — поинтересовался я. — Я уполномоченный, — ответил он. — А что случилось? Почему я должен идти с вами? — Не знаю. Моя обязанность — отыскать вас и доставить по назначению. Поскольку совесть моя была чиста, я спокойно встал и вместе с незнакомцем направился в седьмое отделение. Когда я вошел, начальник пригласил меня сесть. Я сел. Начальник закрыл лежащую перед ним папку и раскрыл новую. Уточнив мои биографические данные, он спросил: — Какие у вас были отношения с покойным губернатором? — Никаких отношений, ваше превосходительство, — ответил я. — Куда мне до губернатора... Но он — милейший человек! Я, как и все, расстроен его смертью. — Зачем ты потащился на молебен? — То есть как зачем? Странный вопрос, господин начальник! — удивился я, а сам подумал: видимо, покойник в чем-то провинился, а я, ничего не зная об этом, пошел на службу по нем. Не расценили бы это теперь как свидетельство моей с ним близости! Я проглотил слюну, собрался с мыслями и, чтобы не попасть впросак, уклончиво ответил: — Все пошли, ваше превосходительство, ну и я пошел. Начальник понимающе улыбнулся: — Я знаю, что все пошли. Но все пошли, чтобы разделить горе близких покойного. А ты зачем потащился?

— Ну и я для этого же пошел, — неуверенно ответил я. — Мне непонятно, что вы имеете в виду. — Ничего, сейчас поймешь, — затянувшись сигаретой, ответил начальник. Он достал из ящика две объемистые картонные коробки и спросил: — Ты что, был противником губернатора? — Противником? Что вы! Да если бы я был противником губернатора, разве я провожал бы его гроб пешком до самого кладбища? — Ну а если ты не был его врагом, почему ты радовался его смерти? — Кто, господин начальник, я? — А кто же еще? Ну и дела! Похоже, что разговор принимает дурной оборот. Во рту у меня пересохло, кровь стучала в висках, но в то же время я был рад, что покойник по крайней мере ничем не запятнал себя. К тому же чувствовалось, что и начальник седьмого отделения — один из его почитателей... — Господин начальник! — воскликнул я. — Что вы изволите говорить? Как я мог радоваться кончине губернатора? Как вообще можно радоваться чьей-либо смерти?! Тогда его превосходительство раскрыл картонную коробку, достал из пачки фотографий одну и протянул мне: — А ну-ка, посмотри. Узнаешь, кто это? Я взглянул на фотографию. На ней была запечатлена служба по умершему, на которой весь город, все наши именитые граждане сидят мрачные, печальные, будто отца родного потеряли. И лишь один человек улыбается — это я. — Да, узнаю, — отвечаю. — Вон тот слева — ваш покорный слуга. Начальник положил фотографию на стол и протянул мне другую. И на этом снимке у меня улыбка до ушей! Одним словом, на всех трехстах снимках я улыбаюсь во весь рот, в то время как все остальные плачут. Показав снимки, господин начальник решительным тоном сказал: — Ну, какие еще тебе нужны доказательства? Неужели опять будешь упираться? Если бы ты не был врагом покойного, что бы заставило тебя радоваться его смерти? А вот тут пять кинолент, на них еще ясней видно, как ты торжествовал и злорадствовал! Боже мой, попробуй-ка теперь выкрутись! Как я ни унижался, как ни призывал Аллаха в свидетели, начальник так и не поверил, что смеялся я просто оттого, что смешинка в рот попала. Прошло два года. В один прекрасный день по городу прокатился слух, что новый губернатор выдает дочь замуж за своего заместителя. Вскоре этот слух подтвердился, и многим были разосланы пригласительные билеты на свадьбу. Среди приглашенных оказался и ваш покорный слуга. Получив приглашение, я сразу же вспомнил оказию, приключившуюся со мной два года назад в мечети на поминальной церемонии по умершему губернатору, и меня охватило сомнение. Идти на свадьбу или нет?

Не пойдешь, думаю, мои недоброжелатели могут сообщить господину губернатору, что такой-то не уважает его и потому не явился на свадьбу. Пойдешь — а вдруг повторится что-либо в том же роде? До самого последнего момента я колебался. Наконец решил все-таки пойти. В назначенный вечер я постригся, побрился, приоделся и отправился на свадьбу. Что это была за свадьба! Какие были цветы, какая иллюминация! Какие фрукты, сладости, шербеты! Какие роскошные дамы и господа! Шутка ли сказать — сам губернатор дочь замуж выдавал! Я присел в дальнем углу возле торшера со свечами и огляделся по сторонам. Смотрю, все смеются, и я тоже стал следить за тем, чтобы улыбка не сходила с моего лица. После шербета ко мне подошел официант с подносом, уставленным высокими фужерами: — Не желаете выпить? Думаю, отказаться нельзя: донесет губернатору, что на свадьбе его дочери такой-то не захотел выпить за ее здоровье... Снова начнутся неприятности. — С удовольствием, — говорю. Осушил залпом бокал и не успел еще поставить его на место, как передо мной словно из-под земли вырос второй официант с подносом: — Не желаете? — Благодарю, с удовольствием. Выпив второй бокал, я сразу же почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Все поплыло перед глазами. В ушах гудело. Вокруг сновали фотографы и, как положено на таких торжествах, щелкали затворами направо и налево. Постепенно меня совсем разморило. Я меланхолически уставился на мерцающий язычок свечи и на мотылька, обгоревшего на огне. Его опаленные крылышки расстроили меня до слез: «Несчастный мотылек, влюбленный в огонь! За что ты сгорел?» И я стал нашептывать знакомые стихи про влюбленного в пламя свечи мотылька... Я упивался нахлынувшей на меня грустью. Перед внутренним взором моим вставали разные печальные картины. Я вспомнил о трагической смерти двоюродного брата, и слезы градом покатились по моим щекам. Одним словом, я витал в другом мире и не в силах был вернуться на землю... Уже за полночь, когда гости стали расходиться, я вышел на улицу в глубокой печали. Не прошло и недели, как тот же самый уполномоченный снова свалился на мою голову. — А что случилось теперь? — Я не в курсе дела, мне лишь поручено доставить вас в седьмое отделение. Ох, по-видимому, это отделение существовало специально для меня. Войдя в кабинет, я увидел уже знакомого мне господина. Он сидел за столом и перелистывал страницы очередного дела. При моем появлении господин буквально взвился: — Негодяй! Что прикажешь теперь с тобой делать?! — завопил он. — Что случилось, ваше превосходительство? Разве я опять, не дай бог, смеялся?

— Если бы ты смеялся! — завопил он. — Да ты просто вероломный изменник! Понимаешь: изменник! — Что вы? Кому я изменил? Что я за персона, чтобы оказаться изменником? — Ты враг любой власти, любого губернатора, любого правительства! Понял? — Понял, понял... Но почему, ваше превосходительство? Откуда вы это взяли? Да поразит меня небо, если я враг губернатора! Клянусь Аллахом, я исправно плачу налоги, беспрекословно подчиняюсь всем указам. Какие у вас доказательства, что я его враг? Его превосходительство выхватил из стола картонную коробку с фотографиями и, взяв оттуда наугад снимок, протянул мне. Свадьба дочери губернатора. Гости сияют радостными улыбками. Только я, несчастный, с выражением скорби на лице, с глазами, полными слез, уставился в одну точку. На второй фотографии то же самое: все улыбаются, а у меня вид круглого сироты, только что потерявшего последнего из близких. — Что, ты и теперь будешь отрицать свое предательство? Ты враг господина губернатора, поэтому и не можешь спокойно глядеть на счастье его дочери. Знай, что эти фотографии показали ему и он распорядился, чтобы мы следили за тобой в оба. Я снова клялся Аллахом и объяснял, что причина моих слез — жалость к сгоревшему мотыльку и воспоминание о погибшем брате, что я вовсе не враг губернатору... Но переубедить начальника было невозможно.

Выйдя от него, я предался размышлениям: в нашем городе я живу всю жизнь. Значит, в любой день можно ожидать приглашения или на панихиду, или на свадьбу... Если из каждых десяти церемоний я буду присутствовать всего на двух, то у меня все равно не хватит терпения таскаться по этим отделениям и оправдываться, почему я там улыбался, а здесь хмурился?! Как же быть, где найти выход? И нашел... Два года назад я посетил хирурга, и он сделал мне пластическую операцию. Теперь одна половина моего лица всегда улыбается, а другая — безутешно скорбит.

Текст: Хосроу Шахани

Подробнее >>