ЕВАНГЕЛЬСКИЕ МОТИВЫ В ФИЛЬМЕ «МУХАММАД»

С причала рыбачил апостол Андрей,

А Спаситель ходил по воде,

И Андрей доставал из воды пескарей,

А Спаситель – погибших людей.

Группа «Наутилус-Помпилиус», стихи Ильи Кормильцева

Фильм знаменитого иранского режиссера Маджида Маджиди «Мухаммад», премьера которого состоялась 6 февраля в кинотеатре «КАРО 11 Октябрь», привлек внимание не только мусульманской публики, но и в значительной мере обычных москвичей.

Определенно, фильм впечатлил многих – неслучайно известный российский режиссер Никита Михалков, присутствовавший на показе, постфактум выразил сожаление, что такой фильм не сняли про Иисуса (ас).

И дело вовсе не только в масштабных панорамных съемках, красочных национальных костюмах, впечатляющих батальных сценах и новейших компьютерных технологиях.

В отличие от многих современных исторических блокбастеров с пресловутым «экшном», картина Маджиди вовсе не представляет собой развлекательную пустышку. Напротив, у этого фильма очень глубокий богословский подтекст: видно, насколько тщательно режиссер ознакомился с хадисами и книгами по истории, повествующими об Аравии на заре зарождения ислама.

Фильм, который является первой частью трилогии о Пророке ислама (с), повествует о юных годах жизни того, кому впоследствии было суждено стать Печатью пророчества. Перед нами – юный мальчик, которому еще лишь в далеком будущем предстоит получить Откровение в пещере Хира. Тем не менее мы сразу понимаем, что перед нами необычный ребенок, осененный особым благословением Всевышнего.

Стержневые идеи у фильма, собственно, две.

Идея первая – противостояние мерзости и жестокости язычества, ассоциирующегося у режиссера с дикостью, варварством, грязью, грубостью, нечистоплотностью, мраком, неразвитостью, отсутствием способности к состраданию. Богатые в этом мире кичатся своим золотом и роскошью, не желая помочь обездоленным. Мужья с остервенением избивают жен и закапывают заживо новорожденных девочек – существовал у арабов эпохи джахилийи (невежества) такой обычай, с которым ислам решительно покончил.

Миру человеческих жертвоприношений каменным истуканам и истошных улюлюканий чумазых людей, пляшущих вокруг идолов, Маджид Маджиди противопоставляет чистый, уютный, со вкусом обставленный дом матери Мухаммада (с) – Амины, женщины с мягкими чертами лица, одетой в соответствии с традицией монотеистических Пророков (ас) – в просторное белое одеяние, укутывающее все тело, кроме лица и кистей рук.

Нельзя походя не отметить, что быт и интерьеры домов арабов той эпохи показаны во всем их колорите. Когда смотришь на тяжелые бурдюки, циновки с диковинным орнаментом на полу, светильники во внутренних нишах домов, причудливые лампы, вспоминаются строки из книги ‘Абдаллаха ‘Абдалазиза ибн Идриса «Общество Медины в эпоху пророка Мухаммада»: «Для освещения в своих домах они использовали лампы с фитилем и растительным маслом. Воду они охлаждали в мехах из дубленой кожи. Это бурдюк, который они подвешивали на шестах из пальмовых веток без листьев (джара'ид). Кроме того, воду охлаждали в глиняной посуде…»[1].

Не будем, впрочем, отвлекаться на яркие и цепляющие глаз детали, размышляя о содержании, об идеях, заложенных в фильме.

Идея вторая заключается в том, что Мухаммад (с) – преемник Иисуса (ас), несущий миру ту же самую миссию, те же ценности и принципы. Помимо этого, четко звучит и идея преемства Мухаммада (с) по отношению к пророку Ибрахиму – библейскому Аврааму (ас), который во времена оны воздвиг храм Единобожия – Ка‘абу, на момент детства Мухаммада (с) по недоразумению оскверненную идолами.

Надо сказать, в фильме богато отображена конфессиональная палитра тогдашней Аравии. Маджид Маджиди показывает не только мекканских язычников, но и иудеев, и христиан. Как отмечает Мухаммад Хусейн Бехешти в книге «Мир накануне ислама», «…в религиозной жизни Аравии накануне возникновения ислама первенство принадлежало иудаизму. Второй по своей значимости религией было христианство, третьестепенную роль играл зороастризм…»[2]. И иудеи, опасающиеся утратить пальму первенства и ощущение избранности, проявляют недвусмысленную враждебность к будущему Пророку Всевышнего, а христиане в лице монаха Бахиры быстро распознают в нем преемника Иисуса (ас). В соответствии с аятом: «Несомненно, ты убедишься, что сильнее всех ненавидят уверовавших иудеи и многобожники. Несомненно, ты убедишься, что больше всех дружелюбны к уверовавшим те, которые говорят: "Воистину, мы – христиане". Это оттого, что среди них есть иереи и монахи и что они не высокомерны» (К, 5:82). Здесь, конечно, важно подчеркнуть, что шариат в равной степени защищает и оберегает права обеих общин – иудейской и христианской, верования их представителей уважаются исламским законом. Речь лишь о возникновении или отсутствии конфликтов на заре появления ислама, а также и об их причинах.

Идея о преемственности Мухаммада (с) по отношению к Иисусу (ас) четко выражена как в Коране, так и в Библии.

В коранической суре «Ас-Сафф» («Ряды») говорится: «[Вспомни,] как 'Иса, сын Марйам, сказал: "О сыны Исраила! Воистину, я - посланник Аллаха к вам, подтверждающий истинность того, что было в Торе до меня, и сообщающий вам благую весть о посланнике, который явится после меня и имя которому - Ахмад". А когда явился он к ним с ясными знамениями, они заявили: "Это - явное чародейство"» (К, 61:6).

С другой стороны, в Евангелии от Иоанна дано похожее указание: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек» (Ин. 14:16).

В одной из ключевых сцен Маджид Маджиди откровенно задействует привычные христианские символы – образ моря и рыбы.

Юный Мухаммад приходит на берег моря, которое не на шутку волнуется. Неистовые волны со страшным грохотом разбиваются о прибрежные скалы, на одной из которых, дрожа от ужаса, сидит молодая женщина вместе с двумя маленькими детьми, и все они закованы в кандалы. Чуть поодаль толпа гикающих разъяренных людей в фанатичном исступлении совершает финальный ритуал перед ритуальным убиением несчастных. «Жертва морю! Жертва морю!» - протягивая перепачканные руки к идолу, безумным речитативом скандируют собравшиеся. Они хотят принести в жертву ни в чем не повинную женщину и детей, ибо, по их скудному разумению, это способно разжалобить море и положить конец засухе.

Мухаммад стремглав мчится наверх, на скалу, где освобождает приговоренных от их оков. Одновременно поднимается грандиозный шторм. Каскады воды обрушиваются на язычников, сбивая их с ног и не давая приблизиться к заветным жертвам, находящимся на самой высокой точке, в силу чего высокие волны не достигают их. Шторм выбрасывает на берег рыбу – много, много рыбы, которой можно накормить всех голодных и несчастных.

Маджид Маджиди показывает, что эти христианские символы как нельзя органично укладываются в канву повествования об исламе и о пророке Мухаммаде (с). И Иисус (ас), и Мухаммад (с) – провозвестники обрушения старого, ветхого, пропитанного жестокостью и предрассудками мира, которому суждено быть смытым, словно морской пеной, чтобы на смену ему пришел новый мир, пронизанный идеей справедливости и сострадания, противодействия угнетению и помощи обездоленным.

Конечно, это не единственный эпизод, где Мухаммад выступает в качестве Спасителя людей. Маджиди показывает, как он выкупает рабов, чтобы освободить их, как не дает одичавшему отцу с безумными глазами похоронить заживо свою новорожденную дочь… Однако в смысловом отношении именно сцена с морем является кульминацией, контрапунктом всего повествования.

Может, именно в силу таких явных христианских аллюзий фильм вызвал столь резкое неприятие в ряде мусульманских стран (Египет, Саудовская Аравия), где, увы, восторжествовал формализм и узкий догматизм в трактовке положений ислама.

Меж тем образ Иисуса, почитаемого в исламе в качестве величайшего пророка, нашел богатое отражение и в Коране, и в хадисах. В книге Махди Мунтазира ал-Ка’има «Иисус в Коране и хадисах» приводится множество достоверных преданий о духовной и органической связи Иисуса (ас) и Мухаммада (с). Вот лишь два из них:

«Посланник Аллаха (с) сказал: “Я несу вам добрую весть, я несу вам добрую весть[3], - и так три раза. Как может погибнуть община, предводителем которой являюсь я? После меня есть двенадцать счастливых человек, идущих за мной, которые обладают пониманием вещей, а последний из них Масих – ‘Иса, сын Марьям! Но среди них погибнут дети раздора. Они не от меня, а я не от них”» (Ас-Садук. Ал-хисал, том 2, стр. 476)[4];

«Посланник Аллаха (с) сказал: “Как может погибнуть община, предводителем которой являюсь я? Я иду впереди, ‘Иса, сын Марьям, в конце, а посередине идет Махди”» (Ат-Табари. Дала’илал-имама, стр. 234)[5].

Кстати, и созданный Маджиди образ матери пророка Мухаммада (с) удивительно резонирует с привычным для нас образом матери Иисуса (ас), девы Марии (Марьям), в произведениях искусства. Этот образ узнаваем, объемен, притягателен и служит проводником еще одной идеи, которую почему-то принято считать сугубо христианской, но которая на самом деле является общей для христианства и ислама – это идея любви как глубинной основы веры. Перед тем как отправиться в мир иной, Амина говорит юному Мухаммаду (с) главные слова: «Этот мир тоже однажды закончится, и единственное, что останется, – это любовь».

Ислам не сводится к одним только формальным запретам и повелениям, хотя на своем месте и они важны и необходимы. Но глубинной мотивацией поклонения является именно любовь. Известно изречение имама Али ибн Абу Талиба: «Есть люди, поклоняющиеся Аллаху из стяжания, и это – поклонение торговцев, и есть поклоняющиеся Аллаху из трепета, и это – поклонение рабов, и есть люди, поклоняющиеся Аллаху из благодарности [в ином варианте – «из любви к Нему»], и это – поклонение свободных» (Имам ‘Али. Путь красноречия. Изречение 237).

Согласно мистическому учению ‘ирфана, любовь к Аллаху является высшей и самой совершенной формой любви. Но на более низком уровне любовь к Посланнику Аллаха, к Пророкам и Имамам, к мужу, к родителям, к детям – все это также рассматривается как отблески этой более совершенной любви к Всевышнему, способствующие ее укреплению и оттачиванию. Любовь в исламе – это вовсе не пустой звук, как это думается некоторым «формалистам от религии», а квинтэссенция, суть.

И естественно, у этой сути есть и другая форма выражения – справедливость и благородство по отношению к другим людям, в том числе и не исповедующим ислам. В «Пути красноречия» в письме имама Али ибн Абу Талиба своему наместнику Малику Аштару есть такие строки: «И пропитай сердце свое милостью ко вверенным на твое попечение, и любовью к ним, и обходительностью в обращении с ними, ведь они – двух видов: либо братья твои по вере [мусульмане], либо подобные тебе в творении [иноверцы]».

Собственно, это можно назвать третьей стержневой идеей фильма…

Текст: Анастасия (Фатима) Ежова