Очень true феминистка

Феминистки не по-детски возбудились, прочитав мою статью «Фиаско эмансипации». Подняли в своем сообществе нешуточный кипеш. Сначала они долго пытались понять, реально ли я существую и не скрывается ли за псевдонимом «Анастасия Фатима Ежова» какой-нибудь злобный мужик, сексист до мозга костей, разумеется.

Установив к собственному прискорбию, что я реальная личность, они принялись гадать, суннитка я или шиитка, и какое из этих государств шиитское — Саудовская Аравия или Иран. В довершение они насобирали про меня сплетен, как минимум, 10-летней давности, и пришли к выводу, что я лицемерка и сволочь, и что мне за такие публикации однозначно платят мужчины, т. е. что я люблю мужчин за деньги.

Я наблюдала за этой архивеселой дискуссией со снисходительным сарказмом, отмечая про себя, что некоторые женщины, оказывается, даже многократно тупее, чем я предполагала.

По неслучайной иронии, в итоге все это забавное обсуждение стало красочной иллюстрацией ко всем тезисам, озвученным мною в статье «Фиаско эмансипации», чему я, кстати, нисколько не удивлена.

Но это все лирика. Потому что меня терзают смутные сомнения, что все эти наши доморощенные феминистки — не очень true. То есть позерки, которых true феминистки должны лупить по затылку в подворотнях, как true эмо эмо-позеров.

Да, мучениц отечественного феминизма Надю Толокно и Марию Алехину привечают Мадонна и Хилари Клинтон. Но это все — лукавство и политическая прагматика, ибо даже за Машей с Надей было замечено несколько ярких косяков, служащих недвусмысленным намеком на нетрушность.

Один раз — и это было очень смешно — это немало смутило саму Надю, когда на одном из митингов на Болотной ее представили как «жену Петра Верзилова». Надя словно проглотила лимон и, кривясь, намекнула, что она вообще-то ЛГБТ-активистка, и что упоминание о наличии мужа и ребенка является компрометирующим ее фактом.

За решеткой она сидела, распустив копну хорошо вымытых волос, а Алехина попросила в СИЗО платьице с бантиками. Словом, из русской женщины очень трудно вытравить русскую женщину, даже если она — еврейка, феминистка и либералка.

Иное дело — заокеанские единомышленницы наших горе-феминисток. Такую преданность идее, такую самоотверженность и беззаветную приверженность идеалам освобождения женщины от гнета мужских шовинистических свиней еще стоит поискать.

Около двух с половиной лет назад я училась на месячных курсах в Тегеране. Подобралась группа исследователей из разных стран — России, Британии, Индонезии, Пакистана, Японии. Исследователи слушали лекции, работали в Национальной библиотеке с источниками.

Писали кто о чем: я — о политических идеях имама Хомейни, кто-то — о мистической поэзии и тасаввуфе, кто-то — об исламской архитектуре. Иран — страна веротерпимая, и не все исследователи были мусульманами.

Среди нас были также православные, католики, буддисты, а в мусульманской части группы были и сунниты, и шииты — никто не чувствовал никакой предвзятости или дискриминации со стороны принимающей иранской стороны. Все было очень мило и дружелюбно, мы все общались и прекрасно проводили время.

В середине нашего курса каким-то загадочным и мистическим образом среди нас затесалось Оно. Оно имело гражданство США — страны, с которой у Ирана с момента Исламской революции 1979 года разорваны дипотношения.
Поэтому Оно получило визу далеко не сразу и какими-то окольными хитромудрыми путями, в духе анекдота «было трудно, но мы достали».

Впрочем, миссия, которая двигала это существо к заветной цели, была столь важна и возвышенна, что Оно таки превознемогло все непреодолимые препятствия и в час X глубокой ночью предстало перед кураторами курсов в Международном аэропорту имама Хомейни в первозданном виде.

Оно проявило такое рвение в получении визы, ибо чувствовало на себе великую ответственность цивилизатора, приобщающее темные и мракобесные иранские массы к идеалам демократии и прав человека.

Естественно, вдохновленное столь возвышенными целями, Оно было радикальной феминисткой. Поэтому уже в аэропорту Оно категорически отказалось надевать платок, который в Иране положено носить как гражданкам страны, так и иностранкам. Это сексизм, мужской шовинизм и дискриминация, заявило Оно.

Иранские кураторы — приятный молодой человек в очках и добродушная переводчица в чадре — пришли в ужас и замешательство, ибо Оно не привезло с собой даже подобие головного убора.

Путем долгих убеждений, что с непокрытой головой Оно по Тегерану не пройдет и ста метров просто технически, Оно вынуждено было согласиться натянуть на свою отчаянную феминистическую голову капюшон, а впоследствии — прикрывать эмансипированный затылок хотя бы подобием шарфа. Чего не сделаешь ради того, чтобы нести свет цивилизации варварам!

На следующий день и мы все вдохнули живительный аромат феминизма, доносившийся с берегов далекой и неведомой Америки. Дело в том, что Оно принципиально не мылось. Вообще. Мыло душистое, полотенце пушистое, шампуни, мыло, ароматические масла, духи и кремы — все это изобрели мужские шовинистические свиньи, чтобы поработить женщину, вы разве этого не знали?

Из-под символического шарфа американской гостьи свисали дурно пахнущие, месяцами не мытые сальные сосульки волос. На кондовых гриндерах застыла толща глины, как будто до своего визита в Иран феминистка в составе оккупационной американской армии отслужила в Ираке и в Тегеран отправилась прямо оттуда.

В некоторых местах в Иране принято разуваться. У нашей феминистической героини на одной ноге обнаружился вонючий драный чулок, на другой он вообще отсутствовал. Зато романтично чернела пятка, покрытая слоем грязи.

Словом, Оно выглядело как подлинный представитель цивилизации, несущий варварам свет и прогресс.

Вечерами, сидя в холле варварского четырехзвездочного отеля, Оно исступленно клацало пальцами с неподстриженными грязными ногтями по клавиатуре ноутбука, пользуясь халявным вай-фаем. Рядом сновали варварские официанты в белоснежных отутюженных рубашечках. Они разносили на подносах чай, мороженое со взбитыми сливками, апельсиновый сок. Еще один чисто вымытый благоухающий варварским парфюмом абориген играл на фортепиано какую-то современную классику из кинофильмов. На reception варварская девушка разговаривала по телефону. Она, разумеется, была в платке и с неизменным для иранок макияжем — то есть носила на себе яркий отпечаток закабаления сексистами.

Но Оно освободилось от гнета мужских феминистических свиней, а потому благоухало посреди всей этой цитадели варварства примерно так же, как пахнет бомж в вагоне поезда московского метро.

Должно быть, все знают, как это бывает, когда поезд прибывает на перрон, и половина вагона пустая, ибо на сиденье разлегся провонявший всеми видами испражнений бомж? Примерно такое же амбре заполняло мраморный холл тегеранского отеля по вечерам.

Впрочем, никаким бомжом Оно не было. Оно было преподавателем — ни больше, ни меньше, Йельского университета. Оно в совершенстве знало несколько иностранных языков, включая фарси и наш собственный, русский.

В самолете, летевшем из Тегерана в Мешхед, мне «посчастливилось» оказаться с очень true феминисткой рядом. Когда принесли еду, Оно по доброй американской традиции положила ногу на ногу так, что ее грязнющий ботинок оказался практически в тарелке с моей курицей.

И Оно, дабы сделать мне еще приятнее, принялось металлическим голосом вещать на русском, демонстрируя мне познания в сфере моего родного языка. «Лер-мон-тов, ге-рой на-шего вре-ме-ни» — отчеканила очень true феминистка. Оно, оказывается, вдоволь избороздило просторы нашей Родины, побывав не только в Москве и в Питере, но и в регионах, включая Кавказ. Интересно, в каких целях?

Как и все люди, Оно, кстати, имело имя. И имя это было такое, какое самый злобный черносотенец нарочно не придумает — Ребекка Голд. Американская феминистка Ребекка Голд из Йельского университета (привет Навальному) напоминала скорее не человека, а мем из Луркоморья или инфернальную героиню из острого политического романа Александра Андреевича Проханова, и точно была уменьшенной инкарнацией Валерии Ильиничны Новодворской.

В середине учебного процесса Оно взбунтовалось. Насмотревшись на тегеранских красавиц в их шалях и платках, с их идеальными бровями и страстью к косметике, очень true феминистка пришла к выводу, что женщина в Иране действительно очень угнетена.

Оно пропало из отеля и несколько дней слонялось по тегеранским улицам (по улицам ли?). Было ли это, по экзотерической и наивной версии, реализацией неизбывной внутренней страсти к бомжеванию, или же, по версии эзотерической и конспирологической, сабж встречался со своими настоящими кураторами — это вопрос скорее к иранским исламским органам безопасности. Надеюсь, они нашли на него ответ, и этот первый визит в Иран стал для ханум-и Голд последним.

Тем не менее, пользы от визитов таких очень true феминисток в Исламскую республику явно не меньше, чем вреда. Потому что часть девушек в Иране тоже считают себя феминистками. И им явно не помешало бы полюбоваться Ребеккой Голд.

Интересно, что скажут эти девушки, если им откроют страшную правду: девчонки, Ок, вы можете снять эти жуткие платки. Но, стоп, обходите стороной магазины косметики, салоны красоты и массажные кабинеты.

Это все придумали мужские феминистические свиньи, чтобы превратить вас в разукрашенную игрушку для себя. Также вы не имеете права ни на какой махр и ни на какое содержание ни со стороны отца, ни со стороны мужа.

Это тоже средства закабаления. Забудьте про свое право учиться и работать в свое удовольствие, расходуя вырученные средства лишь на себя. Вы же хотите полного равноправия с проклятыми сексистами — а потому позаботьтесь о себе сами.

Думаю, если бы таких, как Ребекка Голд, демонстрировали по центральному иранскому ТВ, давая им волю изливать свои убеждения, любой феминизм в этой стране тотчас бы закончился, а сторонницы эмансипации толпами побежали бы под сень жуткого Шариата. С любящими папами и ласковыми мужьями, моющими посуду и приглашающими домработниц по первому зову жены, с правом работать или не работать без ущерба для собственного материального благополучия, с выплатой солидных отступных (махра) при разводе по инициативе мужа.

Потому что Надя Толокно — это полуфабрикат, а Ребекка Голд — это целостный дискурс. Искомый идеал женщины, полностью вытравившей из себя женственность.

Общество полного уничтожения мужчин неизбежно превращается в общество полного уничтожения женщин. Ибо один пол превращается в нонсенс без противоположного, и только сохранение разницы и границ между полами сохраняет пол как таковой.

Да, есть много современных женщин, которые не исповедуют Ислам, не носят платок и ухаживают за собой, и стремятся нравиться мужчине, и уважают его, и играют традиционно женскую роль жены и матери (что не исключает права на работу и самореализацию, которое и Ислам за женщиной не отрицает). Но логически они как раз больше тяготеют к исламскому полюсу, хотя сами могут этого так никогда и не осознать.

Впрочем, многие приходят к пониманию этой истины о соответствии исламского учения о фитре — естественной природе человека, в том числе и женщины. Множество новообратившихся женщин в России и западных странах — тому подтверждение. И это мощный тренд, ставящий заслон на пути распространения феминизма, убивающего женщину в женщине и мужчину в мужчине. То есть — подрывающего основы основ бытия человечества.

Анастасия (Фатима) Ежова,
musulmanka.ru